История моего дяди и отца
Jan. 21st, 2007 02:59 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mojdomletaetя могу рассказать Вам историю похожую на сказку из истории моей родословной.
Это про моего дядю, брата отца. Мои дедушка и бабушка, а его родители жили в западной Белоруссии. Дед был, как это тогда называлось коммивояжером по заготовке скота. Вот, кода исполнилось дяде моему, Борису 12 или 13 лет, стал его отец привлекать к своему делу. А мальчик был одаренный, занимался музыкой, на скрипке играл и любил рисовать. Дело отцовское ему очень не нравилось. Но отец был строг. Тогда мальчишка решил сбежать из дома. Перешел границу и оказался в Польше. Побродил несколько дней, есть ему было нечего, и он вернулся домой. А дома по-прежнему пришлось ему заниматься отцовскими делами. Через некоторое время решил он снова бежать. И уже окончательно. На этот раз подготовился. Но надолго ему все равно не хватило. И вот вконец оголодавший стоит он перед булочной, смотрит в витрину на свежие булочки и плачет. Вдруг подходит к нему хорошо одетый господин и спрашивает: мальчик, что же ты плачешь? Отвечает, есть хочу. А господин присмотрелся к нему и спрашивает: а не Менделя ли ты сын? Да, говорит. Ну, идем со мной, я тебя накормлю. Потом этот человек, оказавшийся фабрикантом, сказал, что с Менделем у него были деловые отношения, очень порядочный и надежный человек, надо помочь. Хочешь работать у меня на фабрике? Хочу, говорит. И поставили его на какую-то самую грязную и тяжелую работу. Но, хлебнув голода, он уже не капризничал, а стал стараться изо всех сил, чтобы оправдать доверие. Поглядел на него хозяин с полгодика и говорит. Хороший ты парень, надежный. Теперь будешь мальчиком на побегушках, по-нашему – курьером. И вот каждый день ему выдавалась деловая почта и деньги на трамвай. Это было и легче, и интереснее. Но он не стал ездить на трамвае, а каждый день бегал по поручениям бегом, чтобы все успеть и деньги сэкономить. Накопил некую сумму и стал потихоньку покупать себе то бумагу, то краски. И по вечерам после работы рисовал. Через какое-то время хозяин обнаружил его проделки и спрашивает, почему же ты не ездишь, а бегаешь? Тот признался, что очень любит рисовать. Покажи, говорит, что ты рисуешь. Посмотрел и ахнул, да ты талант! Хорошо, теперь будешь моим помощником в конторе, будешь больше зарабатывать, а как ты справишься, посмотрим. Ну уж, можно себе представить, как парень старался. Прошло еще пару лет, хозяин был им очень доволен, и все просил показывать ему свои работы. А как-то взял их у него и пригласил к себе знакомых, из лавки, где художественная продукция продавалась. То, что стало позже художественным салоном называться. Посмотрели они работы парнишки, головой покачали, талант, говорят. Задумался фабрикант, повздыхал. Жалко мне с тобой расставаться, хороший ты помощник был. Но раз у тебя талант, надо тебе учиться. Давай заключим с тобой такой договор: я буду платить за твою учебу, но когда выучишься, деньги мне вернешь. И вернешься ко мне на фабрику, а там посмотрим, что дальше будет. И поехал счастливый Урий в Лодзь. А через год поступил в художественную академию в Варшаве. На факультет скульптуры. Став скульптором, как было условлено, вернулся к своему благодетелю и говорит. Мне, конечно, хочется искусством заниматься, но уговор я выполню, пока долг не выплачу. Посмотрел на него фабрикант, а юноша вырос в молодого красавца. Он ему и говорит, знаешь что, ты парень надежный, я уже тебя хорошо изучил. А у меня дочь на выданье. Если она тебе нравится, женись и долг я тебе прощу, будь художником. А молодая Роза, дочь его, как вы уже догадались, тоже красавицей была. И Урий на нее и раньше заглядывался. И, конечно, сыграли свадьбу. Фабрикант купил им дом, Борис стал много работать, выставляться и вскорости стал известным скульптором. Потом в Польше были какие-то неприятные для евреев события. И Борис с женой и двумя детьми переезжает в Германию. Открывает свою мастерскую и с большим успехом работает.
А тем временем подрос и его младший брат, мой отец, тоже к художеству склонный. Родители к тому времени жили в Лепеле. Отец поехал в Москву, поступил в Рабфак и стал учиться и готовиться к поступлению в художественную академию. На пропитание ему приходилось зарабатывать самому. Был он худой, да еще в это время в студенческой среде «толстовством» увлекались. И он носил холщовую рубашку на вынос, мяса не ел. Даже фотография такая сохранилась. И вот где-то в 25 или 26 году, когда после смерти Ленина построили мавзолей, решил отец сходить посмотреть его. Стоит в длинной очереди, а несколько впереди стоит богатый господин, в котором сразу узнается иностранец, и все оглядывается и смотрит на него. И отец смотрит и кажется ему что-то знакомое есть в лице иностранца. Наконец незнакомец подошел и спрашивает, молодой человек, что вы все смотрите на меня? Отвечает, вы мне очень напоминаете моего брата, которого не видел, только фотокарточку видел. А как брата зовут? Урий. А ты Шеля!!! (У моего папы среди друзей было такое прозвище Шелли, из-за того, что он сочинял стихи и был вообще мечтательным юношей. Правда, к сожалению, не знаю почему именно и как это связано с Шелли. А имя было совсем другое - Израиль, но мама всю жизнь звала его Шеля, и я очень поздно узнала его настоящее имя. С именами вообще всегда была некая игра. Мама моя, Лия Менделевна, звалась на работе Елизавета Марковна, так вроде было произносимее для окружающих Ну мама и не протестовала. А папа был в нашем городе известным шахматистом. У нас всегда толклась молодежь, приходили у папы учиться, всякие партии гроссмейстеров разбирать. Так вот они его Называли Иван Маркович, тоже вроде удобнее. Поэтому я, как бы, привыкла с детства к разнообразию имен :)
Впрочем я отвлеклась. Так вот встретились они, и стали обниматься к изумлению окружающих: богатый дородный иностранец и бедный, ободранный худоба-студент. Ушли они из этой очереди, пошли в ресторан. Борис накормил его, и повел в универмаг. Одел отца с ног до головы во все новое, костюм, туфли и т.д... Бывают же такие встречи в жизни! А папа с тех пор стал носить нормальную одежду, ну то-есть толстовское опрощение осталось позади. Бродили они целый день по Москве, а на следующий день Урий уже уехал.
В конце 30-х годов в Германии известно, какая становилась обстановка. И Урий с семьей переезжает в Америку. Но уже известным художником. Жили они там в большом доме с садом. И там уже до конца жизни и оставались. У меня сохранилось, к сожалению всего несколько фотографий работ дяди Урия. Это период модерна. Работы своеобразные в лаконичной манере, но очень выразительные. А папа после рабфака поступил в Академию Художеств в Питере, тоже на скульптурный. Учился в мастерской Манизера, жил в одной комнате с Вутетичем. Они всегда бедствовали, поэтому постоянно искали подработку, "халтура" это называлось. Папа как-то ловко умел находить небольшие заказы и они потом вместе группой из 4-х человек их выполняли. А Вутетич, каким-то образом ловко заказы эти сдавал, а потом выяснилось, что он ребят все время «надувал» при расчетах. На 4-ом курсе они с ним совсем рассорились. Ну а потом папа прошел все тяжести судьбы, какие выпали на долю всем в нашей стране.
Он поступил в Академию художеств в Питере примерно в 32 или 33 году. Проучился 4 года. А на пятом курсе, когда родилась дочь, на год оставил академию, как бы академический отпуск взял, и уехал обратно в Лепель к матери т.к. надо было зарабатывать, чтобы семью кормить. А через год узнал, что посадили одного из их друзей институтских. Он в юности жил рядом с Троцким и был с ним дружен. Вот его и нашли. А потом стали сажать подряд всех из его соучеников аналогичной национальности. Папа решил переждать и в Питер не поехал. А через пару лет война началась, так он и остался с 4-мя курсами. Все 5 лет воевал. День победы встретил в госпитале в немецком городе Штольп на Шпрее. Домой вернулся только поздней осенью, когда уже ходить мог. Да, "домой", громко сказано. Дома-то не было. В Лепеле было все сожжено и разрушено. Родители с моими сестрами долго скитались по разным городам в поисках возможности найти жилье. И в конце концов привела их судьба к 47 году во Львов, который и стал моим родным городом.
Дальше тоже много интересного, но это уже для другого раза.
А с дядей Урием папа какое-то время переписывался. А потом это стало невозможно, опасно. И связи совсем прервались. Так что у меня там где-то есть двоюродные братья, а я о них ничего не знаю.
Это про моего дядю, брата отца. Мои дедушка и бабушка, а его родители жили в западной Белоруссии. Дед был, как это тогда называлось коммивояжером по заготовке скота. Вот, кода исполнилось дяде моему, Борису 12 или 13 лет, стал его отец привлекать к своему делу. А мальчик был одаренный, занимался музыкой, на скрипке играл и любил рисовать. Дело отцовское ему очень не нравилось. Но отец был строг. Тогда мальчишка решил сбежать из дома. Перешел границу и оказался в Польше. Побродил несколько дней, есть ему было нечего, и он вернулся домой. А дома по-прежнему пришлось ему заниматься отцовскими делами. Через некоторое время решил он снова бежать. И уже окончательно. На этот раз подготовился. Но надолго ему все равно не хватило. И вот вконец оголодавший стоит он перед булочной, смотрит в витрину на свежие булочки и плачет. Вдруг подходит к нему хорошо одетый господин и спрашивает: мальчик, что же ты плачешь? Отвечает, есть хочу. А господин присмотрелся к нему и спрашивает: а не Менделя ли ты сын? Да, говорит. Ну, идем со мной, я тебя накормлю. Потом этот человек, оказавшийся фабрикантом, сказал, что с Менделем у него были деловые отношения, очень порядочный и надежный человек, надо помочь. Хочешь работать у меня на фабрике? Хочу, говорит. И поставили его на какую-то самую грязную и тяжелую работу. Но, хлебнув голода, он уже не капризничал, а стал стараться изо всех сил, чтобы оправдать доверие. Поглядел на него хозяин с полгодика и говорит. Хороший ты парень, надежный. Теперь будешь мальчиком на побегушках, по-нашему – курьером. И вот каждый день ему выдавалась деловая почта и деньги на трамвай. Это было и легче, и интереснее. Но он не стал ездить на трамвае, а каждый день бегал по поручениям бегом, чтобы все успеть и деньги сэкономить. Накопил некую сумму и стал потихоньку покупать себе то бумагу, то краски. И по вечерам после работы рисовал. Через какое-то время хозяин обнаружил его проделки и спрашивает, почему же ты не ездишь, а бегаешь? Тот признался, что очень любит рисовать. Покажи, говорит, что ты рисуешь. Посмотрел и ахнул, да ты талант! Хорошо, теперь будешь моим помощником в конторе, будешь больше зарабатывать, а как ты справишься, посмотрим. Ну уж, можно себе представить, как парень старался. Прошло еще пару лет, хозяин был им очень доволен, и все просил показывать ему свои работы. А как-то взял их у него и пригласил к себе знакомых, из лавки, где художественная продукция продавалась. То, что стало позже художественным салоном называться. Посмотрели они работы парнишки, головой покачали, талант, говорят. Задумался фабрикант, повздыхал. Жалко мне с тобой расставаться, хороший ты помощник был. Но раз у тебя талант, надо тебе учиться. Давай заключим с тобой такой договор: я буду платить за твою учебу, но когда выучишься, деньги мне вернешь. И вернешься ко мне на фабрику, а там посмотрим, что дальше будет. И поехал счастливый Урий в Лодзь. А через год поступил в художественную академию в Варшаве. На факультет скульптуры. Став скульптором, как было условлено, вернулся к своему благодетелю и говорит. Мне, конечно, хочется искусством заниматься, но уговор я выполню, пока долг не выплачу. Посмотрел на него фабрикант, а юноша вырос в молодого красавца. Он ему и говорит, знаешь что, ты парень надежный, я уже тебя хорошо изучил. А у меня дочь на выданье. Если она тебе нравится, женись и долг я тебе прощу, будь художником. А молодая Роза, дочь его, как вы уже догадались, тоже красавицей была. И Урий на нее и раньше заглядывался. И, конечно, сыграли свадьбу. Фабрикант купил им дом, Борис стал много работать, выставляться и вскорости стал известным скульптором. Потом в Польше были какие-то неприятные для евреев события. И Борис с женой и двумя детьми переезжает в Германию. Открывает свою мастерскую и с большим успехом работает.
А тем временем подрос и его младший брат, мой отец, тоже к художеству склонный. Родители к тому времени жили в Лепеле. Отец поехал в Москву, поступил в Рабфак и стал учиться и готовиться к поступлению в художественную академию. На пропитание ему приходилось зарабатывать самому. Был он худой, да еще в это время в студенческой среде «толстовством» увлекались. И он носил холщовую рубашку на вынос, мяса не ел. Даже фотография такая сохранилась. И вот где-то в 25 или 26 году, когда после смерти Ленина построили мавзолей, решил отец сходить посмотреть его. Стоит в длинной очереди, а несколько впереди стоит богатый господин, в котором сразу узнается иностранец, и все оглядывается и смотрит на него. И отец смотрит и кажется ему что-то знакомое есть в лице иностранца. Наконец незнакомец подошел и спрашивает, молодой человек, что вы все смотрите на меня? Отвечает, вы мне очень напоминаете моего брата, которого не видел, только фотокарточку видел. А как брата зовут? Урий. А ты Шеля!!! (У моего папы среди друзей было такое прозвище Шелли, из-за того, что он сочинял стихи и был вообще мечтательным юношей. Правда, к сожалению, не знаю почему именно и как это связано с Шелли. А имя было совсем другое - Израиль, но мама всю жизнь звала его Шеля, и я очень поздно узнала его настоящее имя. С именами вообще всегда была некая игра. Мама моя, Лия Менделевна, звалась на работе Елизавета Марковна, так вроде было произносимее для окружающих Ну мама и не протестовала. А папа был в нашем городе известным шахматистом. У нас всегда толклась молодежь, приходили у папы учиться, всякие партии гроссмейстеров разбирать. Так вот они его Называли Иван Маркович, тоже вроде удобнее. Поэтому я, как бы, привыкла с детства к разнообразию имен :)
Впрочем я отвлеклась. Так вот встретились они, и стали обниматься к изумлению окружающих: богатый дородный иностранец и бедный, ободранный худоба-студент. Ушли они из этой очереди, пошли в ресторан. Борис накормил его, и повел в универмаг. Одел отца с ног до головы во все новое, костюм, туфли и т.д... Бывают же такие встречи в жизни! А папа с тех пор стал носить нормальную одежду, ну то-есть толстовское опрощение осталось позади. Бродили они целый день по Москве, а на следующий день Урий уже уехал.
В конце 30-х годов в Германии известно, какая становилась обстановка. И Урий с семьей переезжает в Америку. Но уже известным художником. Жили они там в большом доме с садом. И там уже до конца жизни и оставались. У меня сохранилось, к сожалению всего несколько фотографий работ дяди Урия. Это период модерна. Работы своеобразные в лаконичной манере, но очень выразительные. А папа после рабфака поступил в Академию Художеств в Питере, тоже на скульптурный. Учился в мастерской Манизера, жил в одной комнате с Вутетичем. Они всегда бедствовали, поэтому постоянно искали подработку, "халтура" это называлось. Папа как-то ловко умел находить небольшие заказы и они потом вместе группой из 4-х человек их выполняли. А Вутетич, каким-то образом ловко заказы эти сдавал, а потом выяснилось, что он ребят все время «надувал» при расчетах. На 4-ом курсе они с ним совсем рассорились. Ну а потом папа прошел все тяжести судьбы, какие выпали на долю всем в нашей стране.
Он поступил в Академию художеств в Питере примерно в 32 или 33 году. Проучился 4 года. А на пятом курсе, когда родилась дочь, на год оставил академию, как бы академический отпуск взял, и уехал обратно в Лепель к матери т.к. надо было зарабатывать, чтобы семью кормить. А через год узнал, что посадили одного из их друзей институтских. Он в юности жил рядом с Троцким и был с ним дружен. Вот его и нашли. А потом стали сажать подряд всех из его соучеников аналогичной национальности. Папа решил переждать и в Питер не поехал. А через пару лет война началась, так он и остался с 4-мя курсами. Все 5 лет воевал. День победы встретил в госпитале в немецком городе Штольп на Шпрее. Домой вернулся только поздней осенью, когда уже ходить мог. Да, "домой", громко сказано. Дома-то не было. В Лепеле было все сожжено и разрушено. Родители с моими сестрами долго скитались по разным городам в поисках возможности найти жилье. И в конце концов привела их судьба к 47 году во Львов, который и стал моим родным городом.
Дальше тоже много интересного, но это уже для другого раза.
А с дядей Урием папа какое-то время переписывался. А потом это стало невозможно, опасно. И связи совсем прервались. Так что у меня там где-то есть двоюродные братья, а я о них ничего не знаю.
